Назад >>>

17.02.2006
http://sevkray.ru/
Татьяна ЕГОРОВА

          На «корабле философов» был наш человек – так коротко можно передать суть находки, сделанной только что научным сотрудником Ярославского художественного музея Ириной Зенкиной. Она возглавляет его филиал – создающийся сейчас в селе Рыбницы музей скульп-тора Опекушина, и активно интересуется всей округой Рыбниц, которая издавна поставляла мастеров-лепщиков в Петербург и Москву.
          «Корабль философов» – метафорическое название акции советского правительства по высылке за границу в 1922 году около 200 представителей старой русской интеллигенции, якобы враждебно настроенных к новой власти, многие из которых были посажены на два парохода, шедших из Петербурга в Штеттин. Среди высланных были философы Н. А. Бердяев и И. А. Ильин, Петр Струве и С. Л. Франк, ректоры Московского и Петербургского университетов М. М. Новиков и Л. П. Карсавин, писатели, историки, врачи, инженеры.
          Поводом для обращения к этой давней истории для Ирины Ивановны Зенкиной стал новый след, обнаруженный ею в окрестностях Рыбниц. На кладбище в селе Бор она обратила внимание на семейный участок неких Козловых. «Северный край» писал, как она начала на первый взгляд совершенно безнадежные поиски – решила найти в огромной Москве родственников похороненных здесь людей с такой фамилией.
          Дело в том, что до революции в Москве была скульптурно-лепная мастерская некоего Козлова, интуиция подсказывала, что он может быть из их семьи.
          Работа в архивах и библиотеках, встречи, переписка подтвердили: она не ошиблась. Как выяснилось, мастерская Александра Степановича Козлова выполняла скульптурные работы для Большого и Малого театров, Политехнического и Исторического музеев, многих особняков московской знати. Московский Козлов оказался в дальнем родстве с Опекушиным и будущим маршалом Толбухиным. Им выполнены барельефы на фасадах нашего театра имени Волкова.
          Вроде бы, можно поставить точку. Но изучая архив семьи Козловых, Ирина Ивановна однажды в очередной раз взяла в руки старые поздравительные открытки. Их текст, казалось бы, не содержал ничего интересного: какой-то Николай уехал в Константинополь, потом в Иерусалим. А в тот день она над ним задумалась.
          Она уже знала, что кроме московской ветви Козловых была питерская ветвь – Павел Степанович Козлов, который жил там всегда и там похоронен.
          Кто же такой Николай?
          «Бывают странные сближенья», – любит повторять Ирина Ивановна. Сколько раз эти вещие слова подтверждались в ее жизни и вот в очередной раз подтвердились опять.
          Нынешним летом она возила школьников на экскурсию в Питер. Зашла в книжный магазин на Мойке. Сняла с полки первую попавшуюся на глаза книгу. Это оказался каталог выставки «Архитекторы-строители Петербурга – Петрограда начала ХХ века». Перелистала. Смотрит, а там в именном указателе – «Николай Павлович Козлов (1870 – 1926)». Неужели тот самый неизвестный Николай?
          Художник-архитектор. После окончания Академии художеств определен в канцелярию обер-прокурора Св. Синода (может быть, поездки в Константинополь и Иерусалим были служебными?). Один из авторов (инженер) проекта знаменитой гостиницы «Астория» и здания германского посольства в Петербурге. Член правления Петербургского общества архитекторов-художников, а с 1919 года по 1922 год его председатель. В 1922 году выслан из России.
          Подробности удалось выяснить уже в Ярославле: с помощью члена родословного общества Александра Геннадьевича Пенкина, великолепно ориентирующегося в Интернете, фигура Николая Павловича Козлова, одного из пассажиров «корабля философов» становилась все более определенной.
          Звание художника-архитектора Козлов получил за проект, выполненный по классу Л. Н. Бенуа – факт, который сам по себе говорит о его выучке. В числе петербургских работ Николая Козлова – надстройка и расширение здания администрации Адмиралтейского судостроительного завода, здание детского приюта на улице Воскова, 1, доходный дом Н. И. Козловой (жены?) на набережной реки Карповки. Он автор типовых проектов церковно-приходских школ, строитель школьных зданий в Санкт-Петербургской губернии и санатория в Алупке.
          В какой-то момент Козлов становится директором акционерного общества обработки камня «А. Д. Благодарев» и владельцем мастерской декоративно-лепных работ. Со службой в Синоде и орденом Св. Станислава 2-й степени, упоминание о котором тоже есть в его послужном списке, не очень совмещается. Возможно, эти занятия разнесены во времени. Но как?
          В биографии Николая Козлова еще много неясностей. Разные источники указывают разные даты его смерти: одни – 1926, другие – 1930-е годы. Достоверно одно: на родину он больше не вернулся, умер в Германии.
          В списке его сочинений (статьи в специальных журналах, архитектурные проекты, планы) есть опубликованный в 1910 году проект биржи для Рыбинска, видимо, разработанный к конкурсу. Это свидетельство интереса Николая Козлова к Ярославской губернии пока единственное. Хотя кто знает…
          Ирина Зенкина продолжает поиск, в ближайших планах – работа в архивах Санкт-Петербурга, Москвы, Ярославля с надеждой найти ответы на имеющиеся сегодня вопросы.
          Впрочем, на один вопрос, за что же все-таки Николай Павлович Козлов был выслан, ответ вряд ли найдется.
          30 августа 1922 года в «Известиях» было опубликовано интервью Троцкого, в котором он расценивал высылку как гуманный шаг, поясняя, что в случае обострения политической ситуации или возникновения военной угрозы всех инакомыслящих пришлось бы уничтожить физически. Николай Козлов имел несчастье попасть в эту категорию, и все то, что происходило, иногда называют репетицией 1937 года.
          В перестроечные времена были напечатаны строго засекреченные до того документы, в том числе списки высылаемых с их характеристиками, звучавшими на заседаниях ГПУ. «Козлов Николай Павлович, член Всероссийской ассоциации инженеров. Сторонник и последователь Пальчинского, активен. Арестовать и выслать за границу. Комиссия с участием т. Богданова за высылку».
          Кто такой Пальчинский? Из тех же документов узнаем, был заместителем министра торговли и промышленности Временного правительства. В октябре 1917 года – начальник обороны Зимнего дворца. Не шутка! Но, похоже, был прощен. В 1922 году работал в Госплане. Организатор и временный секретарь Вольно-экономического общества. К моменту высылки ему вменялись вроде бы не очень страшные вещи: «На всех заседаниях говорит в вызывающем тоне и всегда от имени общественности. Все его выступления на собраниях имеют резкий будирующий характер».
          Тем не менее совершенно неконкретного обвинения – «сторонник и последователь Пальчинского» – оказалось достаточно.
          По воспоминаниям публициста и философа Ф. А. Степуна, высылаемым «разрешалось взять: одно зимнее и одно летнее пальто, один костюм, по две штуки всякого белья, две денные рубашки, две ночные, две пары кальсон, две пары чулок. Золотые вещи, драгоценные камни, за исключением венчальных колец, были к вывозу запрещены; даже и нательные кресты надо было снимать с шеи. Кроме вещей разрешалось, впрочем, взять небольшое количество валюты, если не ошибаюсь, по 20 долларов на человека; но откуда ее взять, когда за хранение ее полагалась тюрьма, а в отдельных случаях даже и смертная казнь».
          Как сложилась судьба Николая Козлова, нам неизвестно.
          Как он выглядел? Возможно, он даже запечатлен на фотографии из архива. На ней рабочие неведомой нам скульптур-ной мастерской, их хозяева и, конечно, человек «один в трех лицах» – художник, архитектор, инженер, без которого не обходилась ни одна постройка тех лет. Вычислить его нетрудно. Он один из трех мужчин в темном, сидящих в центре. В отличие от солидных господ в котелках шляпа у него сдвинута на затылок, на груди не галстук, не бабочка, а бант, и взгляд, который сразу выдает художника.

Назад >>>