2006/04/28
"Северный Край"
Марина ШИМАНСКАЯ

Имя Владимира Касторского сегодня большинству из нас ничего не говорит. А ведь не так далеко еще ушло то время, когда его знала вся Россия. Бархатный бас Касторского ни в чем не уступал мощному голосу Шаляпина.

Это были великие артисты равной величины. Почему имя одного осталось в памяти музыкальной России, а имя другого оказалось почти забытым – этому сегодня трудно найти объяснение. Можно только сожалеть о странностях человеческой памяти и радоваться тому, что имя Касторского все-таки возвращается из забвения.

Вспомнить его помог... Собинов. Работая над артистическим окружением Леонида Витальевича, сотрудники музея встретили и имя Касторского. А когда накопился большой материал, захотелось поделиться им с поклонниками оперного пения.

– Владимир Касторский стоит в первом ряду русских оперных певцов, – рассказывает директор музея Собинова Алла Аносовская. – Наш земляк, которым мы можем гордиться. Такого уровня певцов в истории Ярославля только два – Собинов и Касторский. Родился он в Больших Солях. Мальчиком пел в церковном хоре, зарабатывая по 6 рублей в месяц. Так начинали очень многие русские певцы. Учиться уехал в столицу. Из консерватории его выгнали за критику приемов русской школы пения. Касторский считал своими учителями великих итальянских певцов Карузо и Баттистини. Но своей настоящей академией он всегда называл Мариинский театр. В программах Мариинского его имя чередовалось с именем Шаляпина – они исполняли одни и те же партии. Говорили, что на этой сцене они были соперниками. Это были равные по таланту и известности личности. Они оба участвовали в Дягилевских сезонах. Западный зритель узнавал русскую оперу благодаря этим певцам.

Академик В. Л. Янин, большой знаток оперы и коллекционер, собравший множество старых пластинок, во время своего посещения дома Собинова высказал интересную мысль: Шаляпин был великий актер, но предсказуемый. Исполнение же Касторского всегда поражало новизной, он удивлял и был непредсказуем. Музыкальные критики – современники великих певцов тоже отмечали разницу исполнения ими одних и тех же партий, ценили Касторского за свежесть интерпретаций. Его голос невозможно было спутать ни с каким другим, он отличался неповторимой индивидуальностью тембра. Лучшим артистом называли Шаляпина, но лучшим вокалистом – Касторского.

В коллекции музея материалов, связанных с именем Касторского, не так много. Это подлинные диски начала века и документы, поступившие от исследователя ярославской музыкальной культуры И. В. Озер­ского. Но главным собирателем материалов о Касторском стал Александр Пенкин. Он сумел составить из отдельных, разрозненных сведений подробную линию жизни певца. В судьбе Касторского было немало удивительных моментов. В годы Великой Отечественной все сбережения своей семьи – ценные подарки, бриллиантовые украшения жены – он отдал для помощи фронту, оставшись, по сути, нищим. Оценив патриотизм певца, Сталин прислал ему благодарственную телеграмму. Из Ленинграда Касторскому с женой пришлось эвакуироваться, а вот вернуться им было уже некуда – дом разбомбили. Свой век великий русский бас доживал в Доме ветеранов сцены.

Александр Пенкин сумел найти материалы даже в других странах. Из Англии он получил диск с отреставрированными записями Касторского – это лучшие на сегодняшний день записи певца. Они будут звучать на музыкальном вечере в доме Собинова, по традиции заведут и старые пластинки из музейных фондов.

Заканчивая разговор о всемирно известном ярославце, Алла Аносовская заметила:

– Почему мы забываем таких талантливых людей, почему так мало их ценим? Ведь они – гордость страны, отражение эпохи. Не нахожу ответа на этот вопрос. Один остроумный человек пошутил: «Про нас потомки скажут: «Они жили в эпоху Ксении Собчак».

Не хотелось бы. И чтобы этого не случилось, в доме Собинова звучат голоса тех, именами которых не стыдно мерить эпоху.