Сайт Ярославского историко-родословного общества

 

Война глазами зубного врача.

2006/06/22
"Северный Край"
Елена ГАЛОГАЕВА

22 июня – скорбная дата для всех россиян – день начала Великой Отечественной войны. Немало ярославцев воевало на ее фронтах, многие не вернулись, но и тех, кого дождались в родных краях, год от года становится все меньше. Несколько лет назад постоянная читательница «Северного края» Елена Константиновна Глаголева записала воспоминания своей мамы Татьяны Николаевны Галочкиной (Павленковой), ветерана войны, оказавшейся втянутой в круговорот тех страшных событий с самого первого дня. Эти записи она принесла к нам в редакцию, и мы публикуем их в День памяти и скорби.

В 1940 году я закончила зубоврачебную школу города Ярославля и, проработав чуть больше года в селе Матвеево, в феврале 1941­го написала письмо министру Вооруженных сил о желании быть зачисленной в кадры РККА по специальности. Ответ пришел положительный.

В начале марта меня откомандировали в город Брест. Стояла теплая солнечная погода. Через реку Мухавец перекинулся высокий мост. Я шла к военкомату в новенькой военной форме. Мальчик на углу дома чистил сапоги. Работая щеткой, он сказал мне, улыбаясь: «Настоящий артиллерист, только «шпалы» прицепить!»

Моя воинская часть оказалась расположенной в местечке Желудок Барановической области. В мае мы передислоцировались в лагеря – в Лунно Белостецкой области, на самом берегу Немана. Река широкая, вокруг все цвело, дни стояли чудесные.

К тому времени усилились военные тревоги. Немецкие войска были сосредоточены у нашей границы. О войне поговаривали, но произошло все внезапно...

Началось долгое отступление. Я отстала от своей части. Работала в медсанбате. По дорогам шли беженцы. Немецкие самолеты часто бомбили. Лежало много убитых, оторванные части тела... Постоянно поступали новые раненые.

В октябре в брянском лесу немцы окружили наши госпитали. Была страшная стрельба, казалось – искры сыплются из глаз. Я выпрыгнула из машины. Бежала не глядя. Попала в болото. Затянуло уже по уши. Спас доктор Горячкин. Дальше передвигались небольшими группами. Дороги перебегали по одному. Питались чем придется. У обгоревшего разрушенного дома нашла крест с отбитой эмалью. Военную юбку замазала землей, где­то дали кофту. Шла с девушкой из Рязани. Ночевали в разных домах (выбирали победнее). Затем след ее пропал, дальше шла одна. Все время мерзла, болела шея. Одна хозяйка посоветовала обратиться в немецкий лазарет в соседней деревне. Но я уже слышала о зверствах фашистов. Они заставляли пленных рыть окопы, потом закапывали пленников.

Однажды за деревней меня остановил немецкий патруль. Офицер приставил к виску пистолет: «Партизан?» Приказал показать, что в мешке. Я достала крест. Немец сильно по­бледнел. До сих пор помню его лицо. Показал, в какую сторону идти. Шла, не оглядываясь, к лесу около километра. Все ждала выстрела в спину. В одной деревне ближе к Москве прямо под окнами домов стояло много свежих деревянных крестов. Все была территория, оккупированная захватчиками. Расспрашивала у местных, есть ли немцы, какие дальше деревни. Шла через Верею, Можайск, Волоколамск, Клин.

В декабре 1941 г. вышла к нашим в город Дмитров. Вызвали меня в военкомат: «Где родилась, где училась?» Проверяли. Узнав, кем работала, проверяющий засмеялся – худая, в оборванной одежде, не была я похожа на зубного врача. Домой ехала через Москву. Столица была пуста, неприветлива. Было голодно. В поезде села на вторую полку. Внизу сидели летчики, смотрели неприязненно. Узнав, откуда я, начали расспрашивать. В Ярославле зашла к сестре Вере в паспортный отдел Красноперекопского района. Узнала от нее, что ушли на фронт старшие братья Павел, Анатолий, Костя. Воюет муж сестры Вали – Григорий. Ушли на фронт многие одноклассники и односельчане. Затем поехала в Ильинское к бабушке и маме. Бабушка Анна удивилась: «Чьи это сапоги стучат в сенях?». Возвратившись в Ярославль, была направлена в город Горький для проверки (все были из окружения).

В марте 1942­го меня направили в Рязань в эвакогоспиталь № 3450, впоследствии – № 3013. Начальником госпиталя был майор Мармур Константин Евгеньевич. К этому времени фашистов теснили все дальше от Москвы. Часто вместо деревень стояли одни печки. В 1944 году работала в городе Проскурове (ныне – Хмельницкий). Рядом располагались чехословацкие и английские войска. С Украины передислоцировались в польский город Жешув, затем – Тарнобжек. В Германии вошли в город Намслау, затем – Зорау. Там я жила в двухэтажном доме. Немка­хозяйка шила униформу для русских офицеров. Эта территория Германии отошла Польше. Немцам было приказано в 24 часа покинуть дома. Люди уходили западнее, несли узлы с вещами, вели за руки детей, катили на тележках стариков. Оставляя дома, немцы минировали дорогие вещи. Были случаи – наши подрывались. К столовой часто приходила кудрявая девочка лет пяти: «Пожалуйста, клеба».

Нам предложили посетить Чехословакию, Венгрию или Берлин. Наши сотрудники выбрали Берлин... Рейхстаг разрушен, надписи на стенах. Справа – Брандербургские ворота. По улицам ходили английские и американские патрули. Зашли на базар. У пожилого немца в коричневом пальто и шляпе я купила часы. В ресторане сидели вместе с американцами. Играл духовой оркестр. Доктор Осипов вышел плясать. Американцы кричали «Бис!» На улице к машине подошел русский эмигрант, по­просил подвезти. Не взяли.

В Зорау находился больничный квартал: госпиталь, лаборатория, столовая, штаб. Персонал работал русский, и раненые лечились наши. Приказом № 173 от 3.04.1945 мне было присвоено звание «старший лейтенант медицинской службы (начальник зубоврачебного отделения)». В этом качестве я проработала до декабря 1945 года.

Началась демобилизация. Уходили эшелоны на Украину, на Москву. Вернулась и я в родной Ярославль.


 


18 мая
2024 года

Заседание Ярославского историко-родословного общества


















Кольцо генеалогических сайтов

Всероссийское Генеалогическое Древо